ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Урожай был собран. Народились три бычка. Жизнь на ферме вошла в привычное русло. Семья воссоединилась, и хотя у каждого из ее членов осталось на душе что-то невысказанное, это только сближало их в поисках утешения. Франц работал без устали, и его худое лицо светилось вновь обретенным чувством удовлетворения, но иногда он не решался взять в руки ружье, а временами застывал за работой, в задумчивости отстранившись от окружающего мира.

Упа все так же бранил своего внука, разыгрывая роль патриарха, но уже не так сердито – скорее устало. Не раз Хетта и Франц ловили на себе его взгляд. Каждый вечер старик мучил их чтением отрывков из Библии. Он часто говорил о знамениях свыше и видел Божью волю даже в мелких событиях повседневной жизни. И ни разу не вспоминал об англичанах.

Вся семья Хетты снова собралась вместе. Теперь, с возвращением Франца, ей стало легче справляться с работой. На смену осени идет зима, и Хетта станет на год старше. В двадцать лет нужно серьезно готовиться к замужеству. В один прекрасный день приедет Пит и объявит Упе, что хочет жениться на ней. Ему наверняка не терпится это сделать, а родные Хетты выполнят его требования. При одной мысли об этом она приходила в смятение. Как часто смотрела она на дорогу, идущую из Ледисмита!

Франц сказал, что война закончилась. Англичане обосновались в Ледисмите, а буры разъехались по домам. Если Алекс жив, он приедет за ней. Если же никто не придет по этой дороге, она поймет, что он пропал. Но сколько придется ей ждать, прежде чем исчезнет последняя надежда?

Дни складывались в недели, и она все сильнее тосковала по нему и говорила себе, что только воинский долг мог помешать ему сделать то, чего он хотел больше всего. Все что угодно могло задержать его, все что угодно, только не самое страшное – ей даже думать об этом не хотелось. Франц говорил, что в этих людях есть что-то, чего он и сам не понимает. Было ли это в Алексе? Она не могла забыть тот полдень на кукурузном поле: с того дня ее тело наполнилось особым знанием. Он придет… и потребует то, что принадлежит ему.

Каждая частица ее маленького мирка была ей бесконечно знакома. Ей нравилось проводить ласковой рукой по атласной поверхности полированного дерева, нравилось прижиматься щекой к теплым бокам коров во время дойки. Повязывая фартук, она старалась потуже затянуть тесемки. Чувственное восприятие материального мира приносило ей облегчение.

По ночам тоска по Алексу становилась просто нестерпимой. Когда она распускала волосы, то делала это для него. Она представляла, как его руки блуждают среди темных прядей. Расстегнув платье и уронив на пол нижние юбки, она переступала через них навстречу призрачным объятиям. Потом ложилась в постель, молча говоря ему, что будет ждать его, будет ждать. А тело ее тем временем томилось в плену.

Когда же на южной дороге и в самом деле появился всадник, то это оказался не Алекс, а Пит Стеенкамп. Хетта заметила его из коровника и спряталась там, в то время как он спешился и направился к кузнице, где Упа подковывал лошадь. Было самое начало мая, и зимняя прохлада уже давала о себе знать по ночам и по утрам, но, несмотря на это, Хетте вдруг показалось, что в коровнике очень душно.

Что ей делать? У Упы с Питом был уговор: как только ферма будет достроена, Хетта станет женой Пита. Они надеялись, что и Франц к этому времени женится на хорошей женщине, но умному и тонкому Францу трудно было найти себе подходящую пару. Пит не станет ждать, она знала это по своему горькому опыту, и он с полным правом мог повести ее к алтарю.

Упа дал свое согласие еще два года назад, и она тогда не возражала. Стеенкампы были хорошими фермерами, у них было больше земли, чем у Майбургов, а Пит слыл сильным и решительным молодым человеком. Он стал еще более решительным, ей казалось, что даже чересчур, так что было боязно даже взглянуть на него. А потом она встретила Алекса. Но она не могла этим объяснить им свой отказ… Да они и не будут слушать никаких возражений от женщины, уже обещанной дедом кому-то в жены. Она долго стояла, прислонясь к перегородке, зная, что должна пойти и приготовить мужчинам поесть, но была не в силах двинуться с места.

Они вошли в дом в тот момент, когда она доставала из печи хлеб. И тут же стало совершенно ясно, что Пит приехал совсем по другому поводу, а не ради того, что так ее страшило. Он бросил на нее быстрый взгляд и коротко поздоровался. Все трое мужчин были чем-то взволнованы, особенно Франц, который, судя по всему, только что вернулся. Он ездил проверить скот.

– Я очень занят, – только и сказал он, входя следом за двумя другими. – Нам нужно наверстывать упущенное. Хозяйствам многих ферм нанесен урон. До зимы предстоит сделать очень многое. Да, я видел, как ты подъехал. Если у тебя ко мне действительно важное дело, так и нашел бы меня сам. – Он протянул Хетте ногу, чтобы она сняла сапог. – В такое время года нечего ждать, что мужчина оставит работу до заката.

– Ты бросил свою настоящую работу два месяца назад, – резко сказал Пит. Франц повернулся, держа вторую ногу на весу, а Пит продолжал: – Ты не единственный такой. Одно небольшое поражение – и вы все разбежались, словно газели при виде льва.

Хетта с такой силой стянула с брата второй сапог, что Франц чуть не упал.

– А не вы ли это были впереди, когда мы бежали? – Иногда бывает необходимо и отступить, но мудрый человек всегда знает, когда нужно остановиться. – Пит обошел вокруг стола и встал перед Францем. – Ты дезертировал из отряда.

– От отряда ничего не осталось. Все кончено, Пит. Мы вернулись туда, где больше всего нужны.

Кулак Пита обрушился на стол.

– Ты как никогда нужен отряду.

– Все кончено.

Франц выглядел измученным и несчастным.

– Еще ничего не кончено. Громче всего лев рычит, когда он ранен. Сам посуди: они удерживают Ледисмит, но сколько для этого нужно людей? Тысяча на каждую сотню наших. Они хоронят своих десятками. Их госпитали переполнены. А в Претории полным-полно их пленных.

Упа тяжело опустился на стул и, хмурясь, переводил взгляд с одного молодого человека на другого.

– Это так, Франц? Брат Хетты повернулся:

– Так было… но из Англии, из Индии, со всей империи прибывают все новые тысячи. И что значит одна тысяча, когда их пятьдесят… сто тысяч? – Он в отчаянии запустил руку в волосы: – Все кончено. Они накатились на нас как огромная волна. Она дошла сейчас до Претории, и их пленные освобождены. – Он взглянул на Пита. – Вчера я повстречал в Ландердорпе Коби Принслу. Даже он согласился, что теперь мы уже не можем остановить их. Для раненого льва они двигаются очень неплохо, не так ли?

– Красные мундиры в Претории? – переспросил Упа, будто не веря.

Франц пододвинул к себе стул и почти упал на него.

– Они больше не носят красные мундиры, – еще раз объяснил он, раздражаясь на старика, живущего в прошлом, – но сейчас их на полмиллиона больше, чем раньше. Война была ошибкой. Она забрала наших мужчин и ничего не дала взамен.

– Он говорит правду? – спросил у Пита Упа.

– Она дала нам возможность заявить о себе всему миру, показать, какими угнетателями являются англичане. И могу сказать, что мы никогда не были так сильны, как сейчас. Мы выставили их дураками. Могучий лев против хрупких газелей… но они увидят, какими мужественными могут быть газели. Девет и Деларет не успокоятся, пока на нашей земле не останется ни одного англичанина. Война окончилась только для слабаков. И Франц Майбург окажется среди них?

Франц покраснел от гнева:

– Слабак, говоришь? По-твоему, так можно назвать человека, оборонявшего Спайонкоп?

Пит подошел к нему и взял за плечи:

– Тогда ты был великолепен. И ты снова проявишь себя во всем блеске.

Хетта смотрела и слушала с таким вниманием, что забыла о сапогах Упы. Нетерпеливое похлопывание по голенищу заставило ее поспешить. Она опустилась на колени и взялась за его ногу. Все ее страхи насчет того, что Пит потребует ее руки, были забыты. Другой, более ужасный страх вытеснил их. Выходит, война не закончилась. Они снова хотят сражаться с англичанами и хотят забрать ее брата. Эта мысль причинила ей такую боль, что она не смогла промолчать.